Картун Дерек - Летучая Мышь

---

В Париже на пересечении улиц Лафайет и Каде есть одна
boulangerie-patisserie, то есть булочная-кондитерская - каждый, кто знает
толк в таких делах, скажет, что торговый оборот заведения составляет за год
немалую сумму, если считать в долларах, то миллионов триста. И отнюдь не
благодаря круассанам и кофе со сливками, которые подает посетителям
неизменно одетая в черное хозяйка - дама неопределенного возраста с резкими
чертами лица. В конце концов, что в этом особенного? Их подают в любой
парижской кондитерской. Все дело в клиентах. По вечерам за круглыми
мраморными столиками здесь собираются по-двое, по-трое занятные господа в
темных костюмах. Большей частью евреи, а кто не еврей, тот на него похож -
и, скорее всего, армянин. Зимой и летом они носят жилеты, а в подкладке
этих жилетов есть потайные карманы и в них помещаются конверты из плотной
бумаги размером в двадцать квадратных сантиметров: в таких носят
драгоценные камни, главным образом бриллианты. Адрес boulangerie не менялся
с 1911 года - улица Лафайет 51, расположена она как раз напротив клуба,
который называется "Дайамонд", то есть "Бриллиант" и повидала на своем веку
побольше торговых сделок, чем сам клуб.
- Артуняна ты непременно встретишь в этой кондитерской, он бывает по
утрам с десяти до двенадцати, - заверил меня Эндрью Пабджой, - и это
единственное место, где его можно отыскать, потому что у него, как у
большинства courtiers - торговцев бриллиантами, своей конторы нет. Он
здорово разбирается в камнях, И отлично информирован о разных других вещах,
хотя уже лет десять как перестал работать на ДСТ1. Но контакты со старыми
друзьями поддерживает.
- Он знал Маршана?
- Должен знать. Когда Артунян ходил в платных сотрудниках
контрразведки, Маршан как раз был министром внутренних дел. А ДСТ
внимательно присматривает за своим непосредственным начальством.
- Но захочет ли он со мной говорить?
- Захочет. Он мне кое-чем обязан.
- А что, собственно, мне надо разузнать?
- Этого никогда не поймешь, пока не начнешь работать. Поговори со
стариком Арти. Он тебя снабдит ворохом сведений, а ты тяни за разные
ниточки, ищи, двигайся в разных направлениях. Перед тобой будут открываться
все новые горизонты, Кэри... Черт возьми, откуда мне знать, что ты там
нароешь?
Вот это Пабджой умеет - дистанцироваться от проекта, едва заметно, но
ловко. Что-то там состряпает, втянет собеседника в свой проект, будто
повар, который сбивает яйца с молоком, - тут уж не вырвешься. А сам чуть в
сторону: это уж не моя проблема, приятель, а твоя. Всегда останется
чистеньким в случае провала. Провалы, правда, редки - он их искусно отводит
от нашего отдела. Поэтому и являет собой образец выживаемости в такой
должности, с которой вылететь ничего не стоит. Благодаря его собственной
выживаемости и отдел-то пока жив.
- Давай прикинем сценарий, - предложил Пабджой. Он любит заимствовать
речевые обороты из языка американских бизнесменов. В то время они как раз
постоянно разрабатывали сценарии.
Для Пабджоя, впрочем, эти словеса вовсе не означают то, что
подразумевают их авторы, он вкладывает в них совсем иной смысл.
- Что мы имеем? - Пабджой подтянул к себе один из своих желтых
блокнотов и достал из специального стаканчика остро заточенный карандаш -
их в стаканчике всегда не меньше дюжины, за этим следит Пенни. Блокноты
Пабджой пачками привозит из Штатов всякий раз, как ему случается туда
съездить

Каттнер Генри - Механическое Эго

---

Никлас Мартин посмотрел через стол на робота.
— Я не стану спрашивать, что вам здесь нужно, — сказал он придушенным голосом. — Я понял. Идите и передайте Сен-Сиру, что я согласен. Скажите ему, что я в восторге от того, что в фильме будет робот.

Все остальное у нас уже есть. Но совершенно ясно, что камерная пьеса о сочельнике в селении рыбаков-португальцев на побережье Флориды никак не может обойтись без робота. Однако почему один, а не шесть?

Скажите ему, что меньше чем на чертову дюжину роботов я не согласен. А теперь убирайтесь.
— Вашу мать звали Елена Глинская? — спросил робот, пропуская тираду Мартина мимо ушей.
— Нет, — отрезал тот.
— А! Ну, так, значит, она была Большая Волосатая, — пробормотал робот.
Мартин снял ноги с письменного стола и медленно расправил плечи.
— Не волнуйтесь! — поспешно сказал робот. — Вас избрали для экологического эксперимента, только и всего. Это совсем не больно. Там, откуда я явился, роботы представляют собой одну из законных форм жизни, и вам незачем…
— Заткнитесь! — потребовал Мартин. — Тоже мне робот! Статист несчастный! На этот раз Сен-Сир зашел слишком далеко. — Он затрясся всем телом под влиянием какой-то сильной, но подавленной эмоции.

Затем его взгляд упал на внутренний телефон и, нажав на кнопку, он потребовал: — Дайте мисс Эшби! Немедленно!
— Мне очень неприятно, — виноватым тоном сказал робот. — Может быть, я ошибся? Пороговые колебания нейронов всегда нарушают мою мнемоническую норму, когда я темперирую. Ваша жизнь вступила в критическую фазу, не так ли?
Мартин тяжело задышал, и робот усмотрел в этом доказательство своей правоты.
— Вот именно, — объявил он. — Экологический дисбаланс приближается к пределу, смертельному для данной жизненной формы, если только… гм, гм… Либо на вас вот-вот наступит мамонт, вам на лицо наденут железную маску, вас прирежут илоты, либо… Погодите-ка, я говорю на санскрите? — Он покачал сверкающей головой. — Наверно, мне следовало сойти пятьдесят лет назад, но мне показалось… Прошу извинения, всего хорошего, — поспешно добавил он, когда Мартин устремил на него яростный взгляд.
Робот приложил пальцы к своему, естественно, неподвижному рту и развел их от уголков в горизонтальном направлении, словно рисуя виноватую улыбку.
— Нет, вы не уйдете! — заявил Мартин. — Стойте, где стоите, чтобы у меня злость не остыла! И почему только я не могу осатанеть как следует и надолго? — закончил он жалобно, глядя на телефон.
— А вы уверены, что вашу мать звали не Елена Глинская? — спросил робот, приложив большой и указательный пальцы к номинальной переносице, отчего Мартину вдруг показалось, что его посетитель озабоченно нахмурился.
— Конечно, уверен! — рявкнул он.
— Так, значит, вы еще не женились? На Анастасии Захарьиной-Кошкиной?
— Не женился и не женюсь! — отрезал Мартин и схватил трубку зазвонившего телефона.
— Это я, Ник! — раздался спокойный голос Эрики Эшби. — Что-нибудь случилось?
Мгновенно пламя ярости в глазах Мартина угасло и сменилось розовой нежностью. Последние несколько лет он отдавал Эрике, весьма энергичному литературному агенту, десять процентов своих гонораров.